- Прочь отсюда, Юдифь!.. Боже мой!.. прочь отсюда! - крикнул граф, которому страх - первый страх, овладевший его бесстрашным сердцем, возвратил сразу силы. Оттащив Юдифь в сторону, он выступил опять против своих врагов.
- Умри! - проревел на кимрском языке самый свирепый воин, меч которого ранил уже два раза Гарольда.
С бешенством ринулся Мирдит с товарищами на Гарольда, но в это же мгновение Юдифь стала щитом своего жениха, не стесняя движений его правой руки.
При этом виде руки валлийцев опустились. Эти люди, не колебавшиеся умертвить человека для блага своей родины, были все же потомками доблестных рыцарей и считали позором поднять руку на женщину То, что спасло от смерти Гарольда, спасло и Мирдита: подняв поспешно меч, он открыл свою грудь, но Гарольд, несмотря на свой гнев и боязнь за жизнь своей Юдифи, не захотел воспользоваться подобной оплошностью.
- Зачем вам моя жизнь? - спросил спокойно граф. - Кого в обширной Англии мог обидеть Гарольд?!
Слова эти рассеяли силу очарования и разбудили мщение. Меч Мирдита сверкнул над головой графа, скользнул по клинку, подставленному графом. Клинок Гарольда вонзился в грудь Мирдита, и тот рухнул на землю, убитый наповал.
Сеорли римской виллы, услышавшие крики, поспешили на помощь, вооруженные чем попало, а в то же время из леса раздались также окрики, и на опушку выехал Вебба со своими всадниками. Валлийцы, не ободряемые уже своим вождем, бежали с быстротой, которой особенно отличается это племя. На бегу они призывали своих крошек-лошадок, которые с фырканьем скакали на их зов. Беглецы хватались за первую попавшуюся под руку лошадь и садились на нее. Лошади же, оставшиеся без наездников, останавливались у трупов убитых хозяев, жалобно ржали, но потом, покружившись около новоприбывших всадников, с диким ржанием бросились вслед за товарищами и исчезли в лесу.
Несколько человек из дружины Веббы кинулось было в погоню за беглецами, но напрасно, потому что сама местность благоприятствовала бегству. Вебба же с остальными и с сеорлями Хильды бросились к месту, где Гарольд, истекая кровью, стоял еще на ногах и, забыв о себе, радовался, что Юдифь невредима. Вебба сошел с коня и, узнав Гарольда, спросил его заботливо:
- Впору ли мы подоспели?.. Ты истекаешь кровью... Ну как ты себя чувствуешь? Успокой меня, граф!
- В моих жилах осталось еще довольно крови, чтобы принести пользу Англии, - ответил он со спокойной и ясной улыбкой.
Но едва граф успел произнести эти слова, как голова его быстро опустилась на грудь и его отнесли в глубочайшем беспамятстве в старинный дом пророчицы.
ГЛАВА II
Хильда проявила так мало удивления при виде окровавленного и бледного Гарольда, что Вебба, до которого доходили рассказы о ее чародействе, был уже готов думать, что страшные разбойники на крошечных косматых лошадках были демоны, духи, вызванные и посланные Хильдой для того, чтобы наказать жениха ее внучки, Юдифи. Подозрения тана еще больше усились, когда раненого внесли по крутой лестнице в ту самую светлицу, где он видел загадочный достопамятный сон, и Хильда удалила из нее всех присутствующих.
- Нет, - заметил ей Вебба, - жизнь графа слишком дорога, чтобы оставлять его на охранение женщины... и притом чародейки. Я поеду в столицу за его постоянным врачом и прошу тебя помнить, что ты и все твои люди ответите головой за безопасность графа.
Гордая вала, внучка королей, не привыкла к такому языку. Она быстро обернулась и взглянула так грозно и повелительно, что смелый тан смутился. Указывая на дверь, она сухо сказала:
- Уходи отсюда! Жизнь графа спасла женщина. Уходи же немедленно.
- Не тревожься за графа, добрый и верный друг, - прошептала Юдифь, стоявшая как статуя у постели Гарольда. Тан был глубоко тронут ее кротким голосом и вышел без протеста.
Хильда ловкой и искусной рукой стала осматривать раны больного, нанесенные в грудь и плечи; она обмыла их. Юдифь глухо вскрикнула, и, наклонив голову над рукой жениха, прильнула к ней губами. Ее сердце забилось горячей благодарностью, когда она увидела, что на груди Гарольда, по местному обычаю, проколот талисман, называемый также узлом обручения, а посреди его ее имя:
"Юдифь".
ГЛАВА III.
Вследствие ли волшебного врачевания Хильды или забот Юдифи, Гарольд скоро поправился. Он был, может быть, рад случаю, удержавшему его на римской вилле.
Он отослал врача, которого все-таки прислал ему Вебба, и не без достаточной причины вверился искусству и познаниям Хильды. Счастливо текло время под древним римским кровом!
Не без суеверного трепета, в котором было, однако, более нежности, чем страха, узнал Гарольд, что тайное предчувствие опасности, угрожавшей ему, смущало сердце Юдифи, и она просидела все утро на кургане, ожидая его. Не этим ли Фюльгия спасла его от смерти?
Было, действительно, что-то загадочное, похожее на истину в утверждении Хильды, что его дух-хранитель носит образ Юдифи: верен был каждый шаг, светлы все дни Гарольда с тех пор, как сердца их слились в чувстве любви. Суеверное чувство слилось с земной страстью; в любви Гарольда была такая глубина, такая чистота, которая встречается крайне редко в мужчинах. Одним словом, Гарольд привык видеть в Юдифи только доброго гения и счет бы святотатством все, что бросило бы тень на ее непорочность. С благородным терпением смотрел он, как текли месяцы и годы, и довольствовался одной отдаленной надеждой.
Понятия века всегда имеют влияние даже на тех, которые явно презирают их; поэтому немудрено, что эту святую и самоотверженную любовь поддерживало и хранило фанатическое уважение к целомудрию, составляющее отличительную черту последних времен англосаксонцев, когда среди общего разврата противоположные качества - как обыкновенно бывает в такие эпохи - в некоторых избранных душах доходили до героического фанатизма. Как золото, украшение мира, добывается из недр земли, так и целомудрие, ценное как золото, выходило чистое и светлое из грязи людских страстей.